ГлавнаяСтихиСтихи
О жизни

«Вот и зрелость стучит в мои окна…»

Вот и зрелость стучит в мои окна
Кулаками шаблонов и цифр…
Остаётся надуться и лопнуть,
Словно юности мыльный пузырь.

Лопоухая нежная зелень
Обрастает корою и мхом,
И всё реже взлетают качели
Над затянутым ряской прудом.

Всё проходит: мучительность слова,
Дрожь в коленях и свежесть обид…
И лишь в детской победой живого
Белокурая радость звенит.

В игрушках звезд

В игрушках звезд, в гирляндах тьмы и снега,
В слезах смолы и всполохах петард
Уходит год, как будто бы и не был,
Приходит год, как новый низкий старт.

Уходит год размеренной походкой
По камешкам, по крошкам тихих звезд,
А новый год вплывает легкой лодкой
Под тающий в пространстве звездный мост.

Приходит год с коробкой свежих писем,
Стучит в окно: "Вставайте, новый день!"
И кружит снег, осваивая выси,
и гроздями ложится, как сирень.

Тебе и мне - и высь его, и пропасть,
И звук шагов, спешащих скрасить снег...
И вертится невидимая лопасть,
И кружится снежинкой человек.

«Врастая корнями в пушистое небо…»

Врастая корнями в пушистое небо,
Напьюсь я ветрами и скошенным снегом
И буду к земле недоступной стремиться…
Скажите мне, кто я: звезда или птица?

Зачем я в грозу продолжаю купаться
В безумии дружбы и честном злорадстве,
И в тайной любви нерастраченных вёсен…
Скажите, зачем я – глубокая осень?

Всё тот же зной

Кленовый лист ушедших лет
Меняет вид, меняет цвет,
Осыпан золотом побед
И медью бед.

Но также чист он, как весной,
Сиявший зеленью хмельной,
И под сверкнувшей сединой –
Всё тот же зной.

«В сетях осеннего безволья…»

В сетях осеннего безволья
Опустошённая земля,
Уже нет сил начать с нуля,
Но есть надежда, что не ноль я.

Не ноль, но кто? Какая подпись
Под этим почерком косым?
Мне эта осень – как весы,
Свои оценки преподносит

И тут же с листьями уносит
Намёк на искренний ответ:
«Нет, ты – не ноль, ты – тихий свет,
Ты – эта призрачная осень...»

В час перед подъемом

А в час перед подъемом
И мыши не шуршат,
Лишь ветер водит к дому
Сны загнанных солдат;

И вздрагивает лето,
Припомнив божью плеть,
С которой в час рассвета
Пришла однажды смерть.

Но этим полудетям
Так хочется домой,
Что стыдно даже смерти
Нарушить их покой.

Стыдлива смерть, но смертных
Стыдом не устрашить -
От скуки безответных
Лишают права жить:

Раскладывая карты
И вглядываясь вдаль,
Меняют детям парты
На ненависть и сталь.

И так охотно дети
Играют в этот хлам,
Что страшно даже смерти
Идти по их следам.

И лишь перед восходом,
Покинув смертный строй,
Сны веруют в свободу
И тянутся домой.

Диктатор

В конце великого похода
Есть только ночь,
Чтоб встретить прошлые невзгоды
И превозмочь.

В конце великого похода
Есть только грусть
О том, что вытравили годы
Из сердца Русь.

В конце великого похода
Есть два пути:
Жнецом стать грозным для народа
Или уйти.

Дочери

Прижмусь с мороза
К шершавой печке,
Потянет прозой:
Тушёнкой с гречкой,

Печёным тестом,
Капустой с перцем –
Потянет детством
И чистым сердцем,

И той любовью,
Что, словно крест свой,
Отдам я с болью
Тебе в наследство,

Чтоб ты любила
С шершавой печкой
Мечтать о милом,
Дрожа сердечком,

И чтоб осталось
Храниться в сердце
Такая малость –
Печное детство.

«Есть странный дар: менять реальность словом…»

Есть странный дар: менять реальность словом,
Не засоряя речи чепухой,
Но сбрасывая пыльные покровы,
Вести людей по строчке золотой.

Есть странное спокойствие надрыва
И, складывая чувства по слогам,
Так хочется, чтоб было всё красиво,
И жизнь людей не превращалась в хлам.

Есть странная иллюзия всевластья
И тихая уверенность в себе,
Способность рисовать картины счастья
И к ним идти по всклоченной судьбе.

«Здравствуй, наблюдатель мой циничный…»

Здравствуй, наблюдатель мой циничный!
Как живёшь? Давно ль из-под небес?
Не ждала, что ты захочешь лично
Посмотреть, как мир твой тащит крест.

Боги умирают от безверья,
И, конечно, хочешь ты спросить,
Где краду я золотые перья,
Чтоб без веры над землёй парить?

Я отвечу: скручивая душу,
Я из слов леплю себе крыла,
Для меня, наверно, это лучше,
Чем молить и прятаться от зла.

Не прошу ни пики, ни забрала –
Было время: я тебя ждала…
Ты молчал. А я покуда стала
Тем, кем без тебя я стать смогла.

Из Италии

И по стихам нам должно воздаться,
И по любви...
Уходит время в змеином танце
В фонтан Треви,

И незаметно стекает вечер
С лесистых гор,
И нам внезапно закончить нечем
Пустячный спор.

Стихи монеткой бросаю в воду
И жду вестей...
В моей вселенной есть сотни входов
И нет цепей;

В моей вселенной я трачу время
На пустяки,
Чтоб вместо сердца любое бремя
Несли стихи.

Играет солнце в колодце пьяцца
На ребрах плит...
Пусть не по слову нам всем воздастся,
А по любви.

«Из неприглядной дорожной пыли…»

Из неприглядной дорожной пыли
Нас, не лукавя, слепцы лепили
И долго гнали то врозь, то скопом
По бесприютным колючим тропам,

Потом однажды в рядах походных
Столкнули в яму для непригодных
И вновь лепили из той же пыли
Всё те же клетки, всё те же крылья.

«Из последних сил вгрызаюсь в небо…»

Из последних сил вгрызаюсь в небо,
За собой любимых волоча,
И к кому-то всё взываю: «Мне бы
Всё одно – врача иль палача».

То прошу кого-то: «Дай проснуться,
Не мытарь бессмысленной борьбой!
Я хочу руки твоей коснуться,
А не быть всё время под рукой».

Запалишь ты звёзды на закате,
Позовёшь улыбкою луны...
За любовь всегда мы жизнью платим –
И она уходит, словно сны.

«Ищу всю жизнь и не найду утрату…»

Ищу всю жизнь и не найду утрату,
А кажется, вот-вот возьму в ладонь,
И время постепенно стало платой
Для этих нескончаемых погонь.

Могу я слово выкрасить цветами,
Могу жевать и пробовать на вкус,
Но как же поделиться словом с вами,
Чтоб вам закинуть в душу этот груз

И зацепить крючком, и выше, выше
Тянуть до синевы затёкших рук,
Чтоб вы могли мой пульс неровный слышать,
И, замерев, забыть про свой испуг.

Я вас люблю и души ваши вижу,
Они, как окна, светят мне в ночи,
И потому я буду вас до грыжи
Из омута болотного тащить,

И дам вдохнуть клокочущее слово
И выдохнуть, и выгнуться дугой.
Я знаю: вы давно в душе готовы
Без ропота последовать за мной.

«Когда любовь смирилась с пораженьем…»

Когда любовь смирилась с пораженьем
И трётся о мерцающую сталь,
Зарой поглубже чёрное смиренье –
Упавших никому потом не жаль.

Когда душа, как ноющая псина,
Ползёт на брюхе – только б всё прошло –
И ты согласен жить наполовину,
Плюнь ей в глаза и снова сядь в седло.

Когда покой покажется спасеньем,
И сон предложит тряпку на глаза,
Сожги её, пусть вечным будет бденье
И твёрд твой взгляд навстречу образам.

Пой песню до последнего припева –
Она другим в ночи проложит путь...
И камень, что смиренных гнал налево,
Тебе позволит к счастью повернуть.

Коридоры. Часть 1

Узкими коридорами,
Крылья отбросив в сторону,
Рыщут сороки сворами,
Гордо шагают вороны.

Свет выдают по записи,
Воздух – по расписанию,
Души горят от зависти
Ярче, чем краски знамени.

Сгнило без крыльев мужество,
Проданы все решения,
И отпускают с ужасом
Трусости прегрешения.

Сами себя загнавшие
В схемы вождей и в камеры,
Люди бредут уставшие,
Время в глазах их замерло.

Коридоры. Часть 2

Здесь коридоры тихие,
Узкие окна – бойницы,
Нервно минуты тикают,
Быстро мелькают лица.

Хочется в окна вылететь,
Полем дышать и памятью,
Тихо стоять над Припятью
С чёрной зовущей заводью.

Хочется – значит, вырвешься
Словом, ресничкой вечности...
Жаль, что душа на привязи
Собственной человечности.

Красота

Идёт по миру красота,
Скользит танцующей походкой,
Как будто с чистого листа
Сейчас начнётся век короткий,

Как будто мир махнул рукой
На неизбежность зла и смерти,
С улыбкой глядя, как прибой
Слова любви на пляже чертит,

Как обаятельно легки
Движенья ветра в танце мая,
Когда он с яблонь лепестки
Земле на волосы сдувает,

Как я безделья не стыжусь,
К иконам пламенных каштанов
Не ставлю свечи, не молюсь –
Лишь грежу в мареве их пьяном.

Крест

Твое сердце зацепил
                               крест,
Непредвиденно пришла
                               боль,
То ль нашелся на пути
                               съезд,
То ли выбрал ты не ту
                               роль.

Позолота куполов –
                              ложь,
Не доносит твоих просьб
                              вверх.
Кроме брошенных детей
                              кто ж
Может верить, что вся жизнь –
                              грех?

Вместо воли к доброте –
                              страх,
Вместо собственных речей –
                              стих.
Отречешься ли теперь
                              в снах
От того, как раньше жил
                              в них?

Я найду себе любви
                             клин,
Ведь в природе нет пустых
                             мест –
У тебя в душе чужой
                             сын,
Твое сердце зацепил
                             крест.

«Кричи – не выкричишь ни капли…»

Кричи – не выкричишь ни капли,
Проси любви, вина и хлеба,
Ты ведь сюда кричать поставлен?
Иль через боль расти до неба?

Когда в молитве душат слёзы,
Когда ответом ей – молчанье,
Невольно думаешь, что поздно
Просить у бога состраданья.

Нас всех поставили пред фактом
Самих себя и той свободы,
Что выливается в инфаркты,
В любовь и злость, в стихи и роды.

Зачем молитвы и вопросы?
Ты сам себе – и быль, и небыль.
Ведь невмешательство – лишь способ
Заставить нас расти до неба.

«Лунным пеплом осыпаны крыши…»

Лунным пеплом осыпаны крыши,
Угольком нарисована тень,
И, застыв на морозе, не дышит
Император поверженный – день.

Это годы мои, как опалы,
На заснеженных крышах лежат,
Промежутки любви, интервалы
И в тумане растаявший взгляд.

Это годы сжимают мне руки
Ледяными верёвками звёзд,
Это торжище правды и скуки,
Это грань непролившихся слёз...

И по белому сбитому тракту
Я иду за тобой, седина...
Моему предпоследнему такту
Улыбается сверху луна.

«Механизмы расстрельный и палочный…»

Механизмы расстрельный и палочный
Не ушли – затаились просто.
Почему я не слушала Галича?
Хорошо, хоть пела Высоцкого.

И фашизм, и вожди бессменные
Не ушли – лишь пообтесалися.
И по-прежнему строем военные
Голосуют за них до старости.

И судимы, как встарь, по должности,
И заносят коньяк им марочный.
Чтоб не спать со своею совестью,
Надо слушать, как прежде, Галича.

«Море нас носит до смерти…»

Море нас носит до смерти,
Море нас сушит до злости,
Держат испуганно дети
Наши смоленые кости.

Дети - канаты для взрослых
В бурю спасают им души,
Ниточки детских вопросов
Тянут заблудших на сушу.

В два перехвата каната
Люди проходят дорогу
Кто до больничной палаты,
Кто до сражения с богом.

Я же иду по канату,
Словно слепая на голос.
Дети, возьмите как плату
Мною не съеденный колос,

Мною не спетую песню
Дайте попутному ветру...
Может, я словом воскресну
Словом, зовущим нас к свету.

«Мы чистим тропу в навозе…»

Мы чистим тропу в навозе
И знать не желаем истин,
Что кто-то пощады просит,
Что пули дырявят листья,

Что нет никому свободы
Быть тем, кем душа способна,
Что мир сотрясают роды
И рокот толпы утробный,

И ты, что решил без страха
Взглянуть на кусочек ада,
Ответь, для кого та плаха,
Кому же всё это надо?

Мудрость

Мудрость - всего лишь камень
В русле сухой реки,
Пепел, забывший пламя,
Точка в конце строки.

Мудрость хранит осколки
Всех золотых шаров,
Запах истлевшей елки,
Смолкнувший бой часов.

Мудрость - осколок счастья,
Неутомимый страж
Всякой иссякшей страсти.
Мудрость - любви мираж.

Наши пути

И в конце, и в начале пути
Слово льнёт к колыбельным распевам,
Но в высоком полёте – прости –
Я дам ритм взбудораженным нервам.

Я спою под раскатистый гром,
Под дробинки дождя, под насмешки,
Потому что мы в связке со злом,
И напарник нас держит за пешек.

Я спою, потому что молчать
В этом страшном полёте нет мочи,
А земля всё торопится вспять,
И вернуть наше детство не хочет.

Подпевай, мой напарник, не спи,
Одному мне не выдержать ритма,
Белым росчерком наши пути
В небесах пребывают незримо.

«Не важно, чьим именем просят…»

Не важно, чьим именем просят,
Чьим именем страстно клянут –
Всех в мирной купели возносят
И в тихую землю кладут.

«Никто не теснит, не неволит…»

Никто не теснит, не неволит,
Россия раскинулась вширь:
Огромное стылое поле
И ветер, гоняющий пыль.

И в кои-то веки нет рабства
И смертного воя войны,
Кровавого пресса тиранства
И мысли всеобщей тюрьмы.

Свобода: гасить себя водкой
И сплевывать семечки дней,
Свобода быть брошенной лодкой,
Гниющей средь скользких камней.

И жаль мне, что души остыли,
И в час запоздалых свобод
Быть просто достойным России
Не в силах российский народ.

«От барьера до барьера…»

От барьера до барьера
Нас ведёт любовь и вера,
Но барьеры разрушает
Только ярость, только гнев;
И оттачивает нервы,
Тот, кто хочет выйти первым,
И всегда предпочитает
Масти власти: пик и треф.

От закона до закона
Разум бродит полусонный,
Собирая льдинки мыслей
В кристаллический узор.
Не слышны ему ни стоны,
Ни галдёж у ножек трона –
Только звон хрустальный чисел
И вселенной разговор.

От потери до потери
Жизнь распахивает двери
И ведёт тебя с любовью,
Не натруживая ног.
Но у двери рыщет горе,
И дорога станет морем,
И душа напьётся солью
И заплатит свой оброк.

От поэмы до поэмы
Я раскачиваю стены,
Чтобы слово на качелях
Поднималось в облака;
Только слово, только песня
Улетают в поднебесье,
Возвращаясь к нам в капелях,
В неуемных птичьих трелях,
В побеждающем метели
Тёплом вздохе ветерка.

«Отмерив одиночество мензуркой…»

Отмерив одиночество мензуркой,

И, выдохнув, как водку пью до дна...

Жива ль душа под серенькой тужуркой,

Обижена иль попросту пьяна?

 

Жива ли ты, задумчивая осень,

В камине шевелящая угли, 

На иглы неприступных сизых сосен

Нанизывая горести свои?

 

С твоих ветвей слетевшие надежды 

К столбам, как объявленья, клеит дождь...

Молчальница, о чем ты пела прежде?

И где твоих плодов тугая гроздь?

 

Я слышу вздох, как будто ветер просит

Открыть окно, и с шелестом листвы

Моя душа, растрёпанная осень, 

Сдувает иней с гордой головы.

«О чем мне поешь ты, птица…»

О чем мне поёшь ты, птица,

 В осеннем лесу летая,

Когда по ветвям струится

Холодная нежность рая?

 

Дождём запивая песню,

Дождём нагружая крылья,

Ты думаешь выгнать плесень?

Ты хочешь заткнуть бессилье?

 

А песня зовет и гонит

Летящие с веток души...

Стою на сыром балконе,

Мне выпало счастье слушать.

«Отпустите птицу…»

Отпустите птицу,

Чтоб глядеть ей вслед,

Даже, если лица

Не увидят свет,

 

Даже если в перьях

Был последний луч,

И во тьме от двери

Не найдётся ключ,

 

Это всё простится,

И не нужен свет,

Чтоб самой стать птицей

И лететь вослед.

Пиратская песня

Струги полны новой силой,

Дышат небом паруса…

Берег дымный, сон унылый,

Помни наши голоса!

 

Мы идём по доброй воле

В бесконечный океан,

Где волна бела от соли

И черна от рваных ран.

 

Ждёт нас добрая добыча –

Груды солнечных монет

Не для скучного величья,

Не для сотни долгих лет, -

 

Для того, чтоб в ус не дуя

На туманном берегу

Пить красоток поцелуи

В жарко дышащем стогу,

 

Чтоб, от снов не пробуждаясь,

Пить вино среди друзей,

Всей душою отдаваясь

Шалой зрелости своей.

 

Мачты вздыбились от соли,

Корабли разят туман …

Мы идём по доброй воле

В бесконечный океан.

Покой

На исполинском корабле

Отчалил мой покой,

Катились волны по земле,

Холодной и слепой.

 

Топтали тысячи сапог

Мой след на берегу,

Упало сердце, как цветок,

В солёную пургу.

 

Да, жизни яростный прибой

Принёс мне на крыле

Лучинку счастья, но покой

Увёз на корабле.

Портрет

Меняя жен, набойки на ботинках,

Зубные пломбы, лица, города,

Все жду, когда же сложится картинка

Из рваных снов в неспешных поездах.

 

Доверчиво, как падают снежинки,

Обрывки лягут строчками в тетрадь,

И выброшу я старые ботинки,

И сам себе я застелю кровать.

Продажа

Ничего мне не надо…

И куда я бегу

Сквозь огонь листопада

И седую пургу?

 

Бесполезно, бесцельно

За кусок пустоты

Продаю себя сдельно,

Как любовь, как цветы.

 

Отсекаются нитью

Перекрёстки судьбы,

Вдоль литого покрытья

Годы ставят столбы.

 

Впереди – паутина

На распятье лица… –

Так и старится глина

В ожиданье творца.

«Прославляя зелёную лодку…»

Прославляя зелёную лодку,

Из пустыни плывущую к нам,

Надо знать: нам загонят в глотку

Все слова, что не есть Ислам.

 

Надо знать, что солдат за веру –

Это, прежде всего, солдат,

И убитые – это мера

Его доблести и наград.

 

Надо знать и смотреть открыто,

Не боясь и не славя тех,

Кто бросает в глаза убитым

Свой холодный колючий смех.

«Пусть море залижет раны…»

Пусть море залижет раны,

Которые мы наносим,

И смоет всю кровь с экранов,

Как листья смывает осень.

 

Пусть море дышит не кровью,

А только солёной пеной,

И в южном душистом зное

Не носится запах тлена.

 

И ты, приходя на берег,

Топи лишь свои печали...

Ту часть, где в душе мы – звери,

Мы долго не добивали.

 

Я тоже приду однажды

К порогу синего дома.

Ты, может, тогда мне скажешь,

Зачем мы с тобой знакомы.

«Ртутно-текучее племя…»

Ртутно-текучее племя

Кровью рисует свой путь,

То веселится, то дремлет,

То принимает на грудь,

 

То упирается в небо

Взглядом, не видящим звёзд,

То золотистые стебли

Стелет под ноги в покос.

 

Странные звери, которым

Ведомы песня и рык,

Голод неистовый своры,

Дружбы весёлый язык.

 

Жизнь прикрывая руками,

Могут другую отнять...

Это – не люди, а пламя –

С правом любить и сжигать.

«Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано…»

Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано,

Сколь я в дверь ни стучу – никому невдомёк,

И рубаха моя на локтях перелатана,

И затылок под пеклом июльским промок.

 

Для чего это всё, ты скажи мне без пафоса,

Для каких таких дел нас рожает земля,

Что течём мы, как сель, без руля и без паруса,

Чтоб устать и уснуть в бесконечных полях?

 

Ты прости, что стучу, не даю тебе выспаться,

Только мне без ответа уже не вздохнуть,

Доедает кострище последнюю ижицу,

И молчанье всё яростней давит на грудь.

 

И присев на крыльцо перед дверью не выбитой,

Я смотрю на поля и вдыхаю их жар,

И латаю собой страхи каждого ирода,

И на крестном пути – каждой плети удар.

 

Солнце бьёт по глазам золотыми колосьями,

И скрипит на зубах то ли пыль, то ли тлен…

Я пишу свою жизнь не мольбами и просьбами,

Я стихами себя поднимаю с колен.

Сквозь сумрак

Сквозь сумрак лунная дорога

Уводит в ночь…

Травинкам, выпавшим из стога,

Нельзя помочь.

 

Ведь нам, оторванным от дремы,

Уже не мил

Уют потерянного дома

И плен перил.

 

И даже взглядом прикоснувшись

К огням вдали,

Не будем скорбью о минувшем

Себя травить.

 

Не в радость выбрана дорога,

Но в поле лет

Травинкам, выпавшим из стога,

Легко взлететь.

Слева и справа

Слева и справа жгут переправы,

Слева и справа – кровь и огонь,

Лава сметает ропот заставы,

Жизнь превращая в жжёную вонь.

 

Слева и справа выслужить славу

Не доведётся ни одному,

Кровь от бессилья стала отравой,

В ужасе солнце скрылось в дыму.

 

Слева и справа вечность коряво

Души из плоти бросилась рвать.

Может, мы в чём-то были не правы,

Только за что нам так умирать?

«Спуск к реке. Песок течёт по склону…»

Спуск к реке. Песок течёт по склону

От моих размеренных шагов,

Свет играет в омуте зелёном,

Отмель горделиво супит бровь.

 

Никого. Бывает же такое! –

Только я и радуги стрекоз.

Лишь тебе, река, как аналою,

Я могу доверить свой вопрос:

 

«Что должна я сделать в этом мире?

Где мой путь и как его найти?»

Тишина. Слова мои уплыли –

Твой покой так просто не смутить.

 

И в твои объятья ледяные

Я вхожу, отфыркивая страх.

Оттого, что все слова уплыли,

Вновь течёт река в моих глазах.

Стихи

Как крик над своею пропастью,

Как смех над своею глупостью,

Стихи не болеют кротостью

И бьются до крови  с грубостью.

 

Стихи - это не влечение,

Стихи - это состояние

И данное поручение,

А вовсе не подаяние.

 

Стихи зарастут со временем

И смоются вновь прибывшими,

Но в сердце пробившись семенем,

Вовеки не станут бывшими.

«С холмов стекает свет в долины…»

С холмов стекает свет в долины,

И в чашах рук мерцает медь...

И от крестов спасает спины

И радость жить, и счастье сметь.

 

Вплелись оливковые рощи

В узоры неба и холмов;

Стволы - единственные мощи,

Что я сегодня чтить готов.

 

Дорога - мера всех стремлений -

Меня приветливо ведет

Из ночи в день, из света в тени,

Из страсти в страсть, из года в год.

 

Пусть пересохнут мои реки

И станут грудами камней...

Но и когда сомкнутся веки,

Я не предам своих путей.

«То сон иль шутка ювелира…»

То сон иль шутка ювелира,

Что точит жизни на станке:

Я – камень на руке у мира,

Мир – камень на моей руке.

 

Гляжу в себя, и мир беспечно

Ко мне спускается в ладонь,

Душа играет в бесконечность

И пьёт из ложечки огонь.

 

Мир на руке моей пылает,

И, взгляд не в силах отвести,

Я не спеша бреду по краю

Чьего-то Млечного пути.

«Ты себя пускаешь под откос…»

Ты себя пускаешь под откос,

Ты себя взрываешь по вагонам:

Скучно гладить локоны берёз

И гудеть о правде глупым клёнам,

 

Скучно жить, завидуя дубам,

Сросшимся с землёй и небосводом,

И хлестать ветрами по щекам

Проводниц нахмуренных у входа.

 

Но по рельсам можно лишь вперёд,

Хоть сожги до пепла всё, что свято.

Тот, кто ищет смерти, тот умрёт…

Только жизнь ли в этом виновата?

«Я не буду стоять под иконой…»

Я не буду стоять под иконой

И о милости Бога просить.

Слишком жёстко штыками был порван

Окровавленный парус Руси.

 

Слишком колкой была дорога,

Слишком горьким был хлеб побед,

Слишком долго брели мы в ногу

И кровили широкий след.

 

Снова мир обрастает плотью,

Снова тянется к небу Русь,

Но короткой бессонной ночью,

Я мечтаю и всё ж – не молюсь.

Яблоневый цвет

Заслонил мне небо

Яблоневый цвет,

Я сижу под снегом

Лепестков и лет.

 

Падают на плечи,

Ластятся к рукам…

Лепестки, как свечи,

Яблоня, как храм.

 

Не забыть, не сдунуть

То, что прожито,

Выплеснута юность

Прямо в решето,

 

Ей даны мгновенья

Безрассудных трат:

Опалить цветеньем

Яблоневый сад,

 

А потом растаять

Без венков и слез,

Тихо провожая

То, что не сбылось.

«Я стою на этих же ступенях…»

Я стою на этих же ступенях,

Я касаюсь этих же олив,

Но они ни строчки не изменят

В книге моих яростных молитв.

 

Падающим звездам - лучше в море,

Чем песком скитаться по рукам.

Только тот чужим страданьям вторит,

Кто расти боится к небесам.

 

Жизнь моя - единственная пропасть,

Над которой кружится мечта,

И любви полуночные тропы

Не ведут к подножию креста.

 

Ты ведь сам не падал на колени -

Лишь смотрел, как, душу отпустив,

Встал на раскаленные ступени

И растаял в трещинах олив.